Немецко-фашистские и примкнувшие к ним захватчики 2

Вскочить на подножку Победы
Армия нашествия и чужая отечественная
В социологии есть термин «дети войны». Я, в общем, из этого поколения. Войну не помню, так, обрывки. Но дело не в этом. Волею судеб мою малую родину, которая в довоенной Чехословакии имела статус автономии и называлась Подкарпатская Русь, прибивало то к одной стране, то к другой. В итоге мой старший брат родился еще в Чехословакии, а я — уже в Венгрии, он — еще в республике, я — уже в королевстве (Венгрия была королевством при регенте Хорти.— «О»), хотя наш родительский дом как стоял, так и поныне стоит на месте. Только теперь это место уже Украина.
Понятно, что про то же — и судьбы. Отцу пришлось служить в чешской армии, но это было еще в мирное время, а затем и в венгерской, уже под самый конец войны. Пока война не подкатила к границам, русинских учителей из Закарпатья в венгерскую армию не призывали, считая неблагонадежными. Но в 1944-м призвали и их, правда, вышло, что ненадолго — как только Хорти заявил о том, что Венгрия может выйти из войны, русины пошли по домам.

Это спасло отца, да и нас, но крыша, как говорят сейчас, ехала: это ведь не люди переезжали из государства в государство, это переезжали границы — напролом через судьбы людей. Как понять, по какую, в итоге, ты сторону? И кто запустил процесс? Ответ я нашел неожиданно: занявшись темой, которая недавно вызвала российско-польскую полемику «на высшем уровне». Оказывается, посол Польши в Берлине Юзеф Липский накануне Мюнхенского сговора (1938 год) обсудил с Гитлером и Риббентропом не только судетский и не только еврейский вопрос (дипломат энергично поддержал проект выселения евреев в Африку), но и успел предложить «схему» по Закарпатью. Вот как этот дипломат изложил в своем донесении министру иностранных дел Польши Юзефу Беку этот эпизод из своего доверительного разговора с Гитлером, который в общей сложности растянулся на два часа (цитата по сборнику «Документы и материалы кануна Второй мировой войны», т. 1: Ноябрь 1937 – 1938 гг. Из архива МИТД Германии.— М.: «Политиздат», 1948):

«В отношении венгерских требований я специально выделил вопрос о Закарпатской Руси, делая упор на стратегический момент по отношению к России, на коммунистическую пропаганду, проводимую на этой территории, и т.д. У меня сложилось впечатление, что канцлер очень заинтересовался этой проблемой, особенно когда я ему сказал, что... посредством общей польско-венгерской границы через Закарпатскую Русь мы создали бы более крепкий барьер против России. Кроме того, я указал относительно Закарпатской Руси, что территория эта, на которую Словакия не претендует, была дана Чехословакии только как мандат, что население ее находится на очень низком уровне и сильно смешано и что наибольшую заинтересованность в ней имеет Венгрия».

Ну вот, теперь хотя бы стало ясно, почему мы с братом родились в разных странах. Нас — без спроса — кроили те, кто готовил фюреру тот самый «восточный фронт антибольшевистской борьбы». В самом деле, ну за что воевали в России венгерские, румынские и словацкие солдаты, для которых Карпаты как бы одна общая малая родина? Про Словакию, в общем, ясно: она отправила на восточный фронт 36 тысяч солдат, из них 27 тысяч после Сталинграда оказались в плену, а потом стали массово записываться в ряды Чехословацкого корпуса, который сформировался в СССР и принял участие в освобождении родины. В августе 44-го Словакия взорвалась, как вулкан. К народному восстанию примкнула почти вся национальная армия.

Про игры элит в «Великую Венгрию» и «Великую Румынию» мы говорили, но чем они соблазнили человека с ружьем? Союзные армии вермахта шли на восток с тем же лозунгом: солдату — земля, офицеру — имение. И приглядывали себе то и другое, но это только до Сталинграда. Разгром был страшный: румынская армия под Сталинградом потеряла 18 дивизий из 22, 2-я венгерская армия, считавшаяся элитной, полегла под Воронежем, на Дону. Только в этих двух битвах совокупные потери союзных немцам завоевателей превысили 350 тысяч солдат. Разъяренный Гитлер приказал убрать союзников с фронта, но и убирать уже было особо некого. Остатки армий направили на охрану коммуникаций и борьбу с партизанами, которая, как правило, превращалась в борьбу с населением. Венгров в итоге стали ненавидеть едва ли не больше, чем немцев. Дошло до приказа, которого никто никогда не видел, но все верили, что его издал генерал Ватутин: в плен венгров не брать. Око за око, зуб за зуб. Террор, как хворост, горит с двух концов.

В Венгрии, к слову сказать, только два историка, Томаш Краус и Ева-Мария Варга, пишут историю войны с чувством покаяния за зверства венгерских солдат. Остальные жалеют своих, не заостряя внимания на том, что же они пошли делать на Волге.
В Германии в этом направлении продвинулись дальше, а итогом одной из бурных дискуссий последнего времени, тон в которой задала книга Ханса-Генриха Нольте «Человек против человека. Размышления и исследования по поводу немецкого нападения на СССР», стала констатация: на западе и востоке фашизм вел разные войны, война в СССР носила расово-мировоззренческий характер и была задумана как война на уничтожение. Этот вывод разделяют видные историки Вольфганг Ветте, Герд Юбершер, Бианка Пиетров-Энкер, Йохен Хелльбек. Ничего не попишешь, сателлиты часто запаздывают.

У меня же в разгар таких споров о том, можно ли сравнивать тех, кто хотел урвать счастья в нашествии, с теми, кто от них отбивался, возникает картина из детства. Вот она. Колокольный звон заглушает еще далекую канонаду в горах. И вдруг она стихает. Замолк и колокол. Четыре венгерских солдата, которых комендатура определила на постой на половине нашего дома в придачу к поставленной в конце огорода зенитке, которая никогда не стреляла, три дня смотрят в чистое небо. Один из них даже спросил маму, нет ли какой работы по хозяйству. Какая работа, когда фронт на околице? Венгры потянулись на родину. В обратном направлении — из венгерской армии на родину — бежали тысячи закарпатцев, не дожидаясь объявления мира. Мы дожидались отца. Но пушки снова заговорили.
Когда все это стало частью истории, я разобрался, что же происходило в те дни. Шла Восточно-Карпатская операция с участием 2-го, 3-го и 4-го Украинских фронтов — девятый сталинский удар (из 10, если кто помнит). Хорти объявил о выходе Венгрии из войны, обещая беспрепятственный выход немецких войск из страны, и отправил в Москву генерал-полковника Габора Фараго. Он привез дополнительное условие: Москва должна согласиться на участие американцев и англичан в оккупации Венгрии. Переговоры зашли в тупик. Похоже, это и подарило нам лишний день тишины.

Решение в Москве было найдено, но оно запоздало. Узнав о переговорах, взбешенный Гитлер отправил в Будапешт знаменитого диверсанта Отто Скорцени, тот выкрал сына регента адмирала Миклоша Хорти и принудил того отречься от власти. Правительство возглавил лидер партии «Скрещенные стрелы» Ференц Салаши, закоренелый нацист. До этого момента венгерские евреи не знали притеснений, не носили желтых звезд, а теперь их вагонами стали увозить в Освенцим. Венгрия, в итоге, оказалась самой стойкой союзницей рейха, бои за Будапешт сравнивали с боями за Сталинград.

Занятная деталь: сражаться за Будапешт вместе с советскими солдатами пришли вчерашние союзники венгров — румыны: когда король Михай понял, куда клонится война, он арестовал всесильного кондукэтора Иона Антонеску и тут же отправил делегацию в Москву, где только что побывала делегация Финляндии. Все просили мира, спешили заскочить на последнюю подножку Победы. Точнее — выйти из войны, которая из нашествия становилась чужой отечественной. Повернуть оружие против Гитлера Румыния и Финляндия успели. Вот только ни «Большая тройка» в Потсдаме, ни Парижская мирная конференция 1947-го не признали за ними статуса участников антигитлеровской коалиции.

Впрочем, как выяснилось при доигрывании партии, шокировать такой запрос мог одних только нас. Нашим большим союзникам по войне с Гитлером — США и Великобритании — Румыния, Венгрия и Финляндия войны даже не объявляли…